Северный Кавказ ставит вопросы, на которые рано или поздно придется отвечать на территории всей страны. Чтобы преодолеть экономический кризис, нужно для начала создать конкуренцию иностранным производителям на внутреннем рынке, превратив СКФО во "внутреннюю Турцию"... В интервью BigCaucasus руководитель Центра социально-экономических исследований RAMCOM Денис Соколов рассказывает о программе развития региона, представленной на "круглом столе" в Общественной палате РФ 13 марта.
- Денис, в резюме "круглого стола" сказано, что Северный Кавказ - наш авангард. Для многих это спорное утверждение. Поясните, пожалуйста, что Вы имеете в виду...
- Северный Кавказ является авангардом не с точки зрения развития экономики и институтов, а в плане их деградации. Не секрет, что государственные институты там приватизированы в большей степени, а значит, инфраструктура государства слабее, чем в других регионах Российской Федерации. Я имею в виду базовые, "хрестоматийные" институты, - институты суда и защиты его решений, институты собственности, защиты контрактов и наследования, институты заработной платы и социальной поддержки. На всей территории страны эти институты приходят в упадок, вектор развития нашей политической системы, к сожалению, - все больше ручного управления, все меньше четких процедур. И Северный Кавказ в этом процессе не последний вагон, который можно отцепить и радостно двигаться с ускорением дальше, а скорее, локомотив, который, по понятным причинам, просто так отцепить не получится.
Системный кризис хорошо иллюстрирует история с Ахмедом Билаловым (уволенный президентом Владимиром Путиным экс-председатель совета директоров компании "Курорты Северного Кавказа" и бывший вице-президент Олимпийского комитета России - прим. ред.), о котором много говорилось на "круглом столе". С точки зрения поддержания инвестиционной привлекательности каких бы то ни было проектов на территории России, увольнение Билалова - это минус. С его именем связывались бизнес-интересы не только отечественных компаний, но и зарубежных. Теперь все их планы на Кавказе как минимум под вопросом. Как система собирается выходить из этой ситуации, не очень понятно. Пока она не демонстрировала изящества в сложных ситуациях.
- RAMCOM предлагает со временем превратить Северный Кавказ во "внутреннюю Турцию". Почему ориентиром для экономического развития выбрана именно Турция, а не, скажем, Китай?
- Это предлагает не только RAMCOM. Для разработки и продвижения конкретных системных проектов создан "Кавказский центр проектных решений". Всем известно, что на российском внутреннем рынке сегодня доминируют иностранные производители. Товары народного потребления - продукты питания, обувь, одежду - в основном поставляют Китай и Турция. Китайцы делают ставку на дешевизну товара и объемы поставок. Тягаться с ними очень сложно. У Турции объемы поменьше. И, в принципе, Северный Кавказ может составить ей конкуренцию на внутреннем рынке. Это единственный регион, имеющий необходимые для этого природные и человеческие ресурсы, то есть благоприятный климат и достаточно дешевую рабочую силу. Но чтобы вытеснить Турцию с внутреннего рынка, нужно создать на Кавказе условия для ведения бизнеса - сегодня их нет. Регион мог бы производить обувь, одежду, продукты питания, развивать пищевую промышленность, сельское хозяйство. И он частично уже этим занимается, однако по названным причинам сильно проигрывает и Турции, и тем более Китаю. Если мы хотим хотя бы частично слезть с "сырьевой иглы" и зависеть от нефти и газа не на 90 процентов, а, скажем, на 70, мы должны стать конкурентоспособными на внутреннем рынке. Начать с этого логично. Вот почему для наглядности мы предложили рассматривать Северный Кавказ как "внутреннюю Турцию".
- Какие точки роста вы определили для СКФО?
- Мы предлагаем опираться на очаги развития, которые уже существуют, то есть исходить из того, что есть. Это обувной бизнес в Махачкале; обработка шерсти в Невинномысске и Георгиевске; производство мебели в Дагестане, в частности в Нижних Казанищах и Махачкале; выращивание капусты в Теберде, в поселках Былым и Леваши; животноводческие предприятия со стойловым содержанием скота на Андийском участке, в Кадарской зоне и на прилегающих к ней территориях; производство баранины в Ставрополье; птицеводство в Дагестане и Кабардино-Балкарии; знаменитые кахунские помидоры в Кабардино-Балкарии, а также томаты под Махачкалой и в южном Дагестане, где выращивают, кстати, еще и хурму; абрикосы в Гергебильском и частично Левашинском районах и, кроме того, в Унцукульском и Ботлихском, где много выращивали раньше и где есть сады и сейчас; шерстяные изделия в Карачаево-Черкесии - в Черкесске и Учкекене; горнолыжный туризм в Приэльбрусье и на Домбае, созданный на осколках советской туристической индустрии. Надо сказать, что вообще все перечисленное досталось нам от старых производств - от полулегальных цеховиков, работавших в советское время, от системы административного рынка со всеми его овощебазами, заготовительными складами и так далее. При грамотном стимулировании эти очаги развития могли бы достаточно быстро индустриализоваться.
Можно много говорить, приводить исследовательские сюжеты на эту тему, но главное, что мы хотели сказать: создание предприятий "поверх ландшафта" на Северном Кавказе чревато последствиями в любом случае, неважно, будут они успешными или нет. К примеру, появление довольно успешного предприятия - крупного свинокомплекса - в Прохладненском районе Кабардино-Балкарии обернулось потерей земель для сельчан. Свинокомплекс - это кормовая база площадью десять тысяч гектар. Это территория, сопоставимая с территорией трех крупных сел, где могли бы кормить себя за счет самозанятости несколько тысяч домохозяйств. Безусловно, здесь нет и намека на конкурентоспособное и модернизированное сельское хозяйство, но это несколько тысяч семей, которые заняты. На крупном агропредприятии с хорошими технологиями могут работать 200-300, максимум 500 человек. А куда деваться остальным? Такого рода индустриализация выливается в огораживание, которое было в Англии в XV - XIX веках. Все это оборачивается притоком сельского населения в города, а наши города не в состоянии переварить население, просто потому, что российская макроэкономика предполагает только один город - Москву. Иначе говоря, у нас нет городской производящей экономики. В этой ситуации мы можем лишь импортировать крупные сборочные предприятия, обеспечивая занятостью только небольшую часть населения. Такого рода проекты работают до тех пор, пока не устаревают их технология и товар, что там производится. В эту ловушку в свое время угодил Советский Союз.
- Какие потребуются системные реформы, чтобы создать условия для преобразования очагов развития в зоны индустриализации?
- Здесь есть несколько позиций. В первую очередь - это стимулирование процедур. Государству необходимо перестать мыслить категориями хороший - плохой: этот бизнесмен хороший, а этот плохой; то же касается этносов, религий и так далее. Система должна поддерживать процедуру справедливого доступа к насилию и правосудию на своей территории. Речь идет о суде и исполнении его решений. В принципе, опыт Приэльбрусья, где в 2007-2008 годах был пик развития горнолыжного туризма, очень хорошо показал, что, когда территория развивается экономически, все игроки этой территории становятся заинтересованными в коллективной безопасности в широком понимании слова. То есть им нужна не просто безопасность на улице, а прежде всего безопасность инвестиций, бизнеса, защита контрактов и жизни бизнесменов. Людьми руководит жадность и страх, более жестких стимулов в природе не существует. При определенных условиях системы коллективной безопасности самоорганизуются, и тогда государству остается лишь поддержать их. Проще говоря, государству надо опираться на систему коллективной безопасности, имеющуюся на местах, а не пытаться выстраивать ее за счет вертикали. Вертикаль не способна создать инфраструктуру для обеспечения базовых институтов, эта схема попросту безнадежна.
Следующая позиция вытекает из предыдущей. Государство должно научиться сотрудничать со своими гражданами. Для этого, прежде всего, придется легализовать этнические, религиозные, территориальные и профсоюзные организации в качестве полноправных партнеров, а не клиентов администраций. В свою очередь, сообщества и местные "политические рынки" тоже заинтересованы во внешнем "драконе", который признает правила игры на их территории, иначе эти правила будут неустойчивыми. Так что государство и система коллективной безопасности нуждаются друг в друге. В отсутствие государства все договоренности оказываются очень сильно привязанными к конкретным людям. Человек умирает, уезжает, и договоренности меняются. Если же уровень макростабильности постоянно поддерживается, на место ушедшего обязательно приходит кто-то другой. А долгосрочные договоренности и длительное сотрудничество между организациями - это залог нормального обеспечения тех самых базовых институтов, о которых мы говорили выше.
И последняя позиция - это своего рода приманка, ради которой и государство, и местные сообщества могут пойти на эту сложную и очень длительную работу по созданию институтов. Сегодня на Кавказе строить бизнес настолько дорого и рискованно, что легче и выгоднее поменять место жизни или же сменить сферу деятельности. Единственное, что может остановить предпринимателей - это перспектива импорта технологий и капитала на их территорию. При определенных условиях они могут не просто бороться за лучшую жизнь, но еще и стать посредниками между глобальным рынком, так называемым "первым миром" и теми социальными структурами, на которых они базируются сами.
- В заключение хотелось бы вернуться к безопасности территории. Не секрет, что зачастую источником дестабилизации на Кавказе становятся силовики. Реально ли создать условия для бизнеса, противоборствуя, по сути, государству?
- Действительно, как только на территории возникает система коллективной безопасности, она начинает конкурировать с государством, потому что на этой же территории государство уже присутствует в виде существенно коррумпированных силового и бюджетного рынков. С точки зрения обеспечения безопасности жизни и собственности, государство не выдерживает конкуренции с любой разумной системой коллективной безопасности, поэтому автоматически начинает ее громить. С одной стороны, это ловушка, с другой - окно возможностей. Как мы уже говорили, если государство не будет сотрудничать с системами коллективной безопасности на местах, оно не сможет восстановить свою инфраструктуру. Способно ли наше государство на это пойти, способно ли это понять, и есть ли у него инструменты, позволяющие так тонко работать, - большой вопрос. Кавказ - это наш авангард еще и в том смысле, что ставит вопросы, на которые рано или поздно придется отвечать на территории всей страны. По большому счету, сегодня нам надо понять, способно ли государство сотрудничать со своими гражданами для создания государственных же институтов. Если нет, тогда прогноз отрицательный.
