Вчера на сцене азербайджанского экспериментального театра Yuğ ( Йух) состоялась премьера моно-спектакля «Записки сумасшедшего» по одноименному произведению Н.В. Гоголя. Спектакль был поставлен на турецком языке азербайджанским режиссером Эльвином Адыгезалом, который сам же и сыграл главную и единственную роль.
Небольшая импровизированная сцена с мышиного цвета ковровым покрытием, разбросанные клочки бумаги - записки того самого Сумасшедшего, отрывки и обрывки писем и зрители, сидящие полукругом на одном со сценой уровне - все это позволяло чувствовать себя здесь и сейчас, без остатка в прошлом или будущем. Меня все время преследовало ощущение присутствия на сеансе групповой психотерапии. И пока актер лежал в застывшей позе на стремянке, тишина была наполнена неуверенностью каждого из зрителей-участников. И вдруг один из нас, самый смелый, самый свободный, решился первым откровенно и честно выложить содержимое всей своей истерзанной души, не боясь насмешек и не ища сочувствия.
В этом смысле актер был абсолютно самодостаточен, почти как Онан. Казалось, когда он закончит свою исповедь, надо будет говорить кому-то другому, и в течение спектакля я в лихорадочном ожидании оглядывалась на зрителей, пытаясь увидеть и понять, кто сможет оказаться таким же смелым в своей искренности, равносильной обнаженности.
С самого начала было интересно, почему режиссер, выбрав русского классика, отдал предпочтение не языку оригинала, не азербайджанскому, а именно турецкому переводу. Оказалось, что никакой особой подоплеки нет. Просто решили, что формат постановки будет именно таким: русский автор, турецкий язык и азербайджанская сцена. Пожалуй, лучший пример, когда искусство объединяет. И хотя для азербайджанца, особенно русскоязычного, уловить все тонкости турецкого языка непросто, знание самого произведения приходило на помощь.
Один вопрос так и остался для меня открытым. Кто получил больше удовольствия от спектакля? Те, кто хорошо знает Гоголя, у кого свое представления Поприщина, или те, кто вовсе с ним не знаком? Не могу не отметить, что только незнание произведения дает возможность чистого, первобытного восприятия вещи. Только энергетика, только флюиды и никаких несостыковок, никаких мелких казусов, никакого обмана такой зритель не заметит. В этом смысле из всех присутствующих на премьере самыми искренними, пожалуй, были представители посольства Турции. На мой взгляд, рядовой турецкий госслужащий, мелкий чиновник даже сегодняшней Турции намного ближе к гоголевскому маленькому человеку, чем россиянин или азербайджанец. Он годами в одном и том же учреждении занимается одной и той же монотонной нудной работой. Он безропотно, без всякой жалобы принимает свою участь, но в нем, в отличие от персонажей Гоголя, не случаются бунты, надрывы, буйное и трагичное сумасшествие. Почему? Может, потому, что его положение стабильнее. Может, потому, что он мусульманин. Турецкие зрители наверняка признали в герое обычного мелкого служащего своей страны.
Что касается другого зрителя, того, который знает Гоголя и его «Записки сумасшедшего», он более критичен, более требователен, взыскателен. Для него важна каждая деталь, каждый взгляд, он хочет уловить моменты просветления разума, увидеть героя тогда, когда в ясном сознании тот видит и понимает свое положение, а потом медленно погружается в вязкий мир шизофрении, как постепенно удлиняются периоды приступов, сокращая, проглатывая моменты нежеланной, нелюбимой действительности. И в этом смысле взыскательный зритель остается разочарованным, растерянным, голодным. Так ему и надо!
