"Где родился, там и пригодился" - поговорка, которой любят начинать рассказ о своем житие-бытие провинциальные колориты. Многие хотели бы по жизни следовать этому принципу, но не у всех получается. Впрочем, в мирной жизни ты можешь сделать выбор сам. Война же делает выбор за тебя. Если дома было несколько войн подряд, у тебя почти нет шанса пригодиться там, где родился. Так случилось с Заремой и ее матерью, пережившими две чеченских военных кампании.
Адвокат сообщил Зареме об отказе в предоставлении убежища радостным голосом. Видимо, ему надоело возиться с двумя бесперспективными ингушскими женщинами. В голове роились планы на будущее. Тем более, ничего другого, кроме как думать о будущем, не оставалось - Норвегия закрывала двери для 21-летней Заремы и ее уже немолодой и потерявшей здоровье матери.
Здесь, в Норвегии, поначалу все шло неплохо. Постоянный лагерь располагался на севере страны, где солнце светило лишь несколько часов в день. Сопки вокруг были покрыты снегом, а недалеко было безумно красивое море. До ближайшего магазина пять километров и 800 метров. По правилам, если от лагеря до магазина шесть километров, то миграционная служба оплачивает месячный проездной билет. Но нехватка двухсот метров оставила Зарему и ее мать без билета, как и других беженцев. На еду денег хватало, но впритык. Продуктами затаривались впрок, удивляя местных продавцов количеством закупаемого и возможностями переносить огромные сумки с продуктами.
Здесь, в среде беженцев, слово "позитив" имеет еще одно значение: это положительный ответ на запрос о предоставлении статуса политического или гуманитарного беженца. Наши герои, полные надежд на скорейшее получение "позитива", интенсивно занялись изучением норвежского языка. За три месяца они научились довольно сносно изъясняться с местными жителями и администрацией лагеря. Через несколько месяцев было получено разрешение на работу: мать занялась уходом за детьми и уборкой квартир, дочь устроилась на местную фабрику, в цех упаковки.
За два с половиной года до этого Зарема стояла в очереди за бесплатным хлебом для беженцев в станице Троицкая. Покупать хлеб в магазине возможности не было: последние деньги, вырученные с продажи телевизора и старой огромной видеокамеры, ушли на оплату долгов и обувь. Родственники из Назрани, приютившие их даже не у себя дома, а в купленном у русских старом саманном домике в станице, недвусмысленно давали понять, что они лишние.
После второй чеченской войны семья уезжала из Грозного еще в полном составе - Зарема и ее родители. Отец уехал на заработки в Центральную Россию, где у него остались друзья, и пропал. Мать сразу поняла, что он не вернётся. Они остались одни.
После его отъезда хозяева дома, приходившиеся отцу родственниками по материнской линии, приехали с "покупателем", который громогласно заявил о плане снести лачугу и выстроить на ее месте станцию технического обслуживания автотранспорта. На самом деле покупателя не было, а его роль играл друг хозяина дома. По вайнахским законам (адату), выставить двух женщин-беженок на улицу было поступком, за который могли попрекнуть и через 100 лет. Решение с фиктивной продажей позволяло хозяину дома сохранить лицо в обществе.
К тому времени Зарема с матерью привыкли ко всему. Сначала была первая война, после которой удалось даже сделать в доме косметический ремонт. Вторая война окончательно добила здоровье матери. Дом был разграблен и сожжен неизвестными. Незадолго до отъезда Зарема увидела старый огромный ковер на соседней улице. Это был их ковер. Его постирали и сушили на кирпичном заборе, но уголок ковра сохранял следы пожара, который Зарема устроила во втором классе.
Спустя несколько месяцев после выселения из домика в станице Троицкой, промыкавшись по палаточным лагерям, квартирам знакомых и дальних родственников, мать приняла решение уехать за границу. Первая проблема - это заграничный паспорт. Но в России нет проблем, которые не решают деньги. После взятки в 400 долларов никто в ОВИРе и не заметил отсутствие местной прописки. Мать сказала, что заняла их у знакомой. Уже в лагере в Польше она призналась, что деньги она достала, продав все свои и Заремы золотые украшения. Золото она всю жизнь покупала в надежде, что её дочь выйдет замуж, имея приданное не хуже, чем у других.
При подъезде к границе Белоруссии и Польши чеченка, ехавшая с ними в плацкарте, протянула женщинам полоску мелкой наждачной бумаги, объяснив, что ею необходимо стереть отпечатки пальцев, дескать, "иначе Польша станет вашей второй "родиной" навсегда". После процедуры приёма в польской полиции их отправили во временный лагерь. Гороховый суп, кровати в бывшем спортзале и пол, залитый водой. Одним словом, безнадега.
Беженцев, убежавших отсюда в другие страны Европы, по "Дублинскому соглашению" возвращают обратно и сажают в тюрьму на полгода. Однако это не напугало наших героинь. Пребывание в Польше было для них лишь потерей времени, а побег отсюда - предприятием рискованным, но, к сожалению, необходимым.
Перевозчик-дагестанец, который довёз их до Берлина, всю дорогу шепотом читал молитвы. Голова гудела от его бесконечного бормотания. Он боялся: за это ему могли дать восемь лет тюрьмы. К счастью, обошлось. В Берлине они сели на автобус и добрались до Осло.
Отношение сотрудников норвежской миграционной службы мало чем отличалось от поведения их коллег в Польше. Во время унизительного пятичасового интервью Зарему и ее мать заставили чертить карту их района в Грозном, сказать расписание маршрутов городских автобусов и написать на ингушском слово "помидор". На возражение, что в ингушском языке слово помидор не имеет перевода, последовал истеричный окрик переводчика - "Бистро писать!" с ударением на первую гласную в обеих словах.
Но, как бы там ни было, жизнь в Норвегии налаживалась. Казалось, оставалось совсем чуть чуть, и "позитив" в кармане. Однако родственники вновь внесли коррективы в их жизнь. Сын хозяина дома, выставившего их на улицу в Ингушетии, неизвестно где раздобыл их номер и позвонил из Германии, прося встретить его на вокзале в Осло. Первый раз в жизни Зарема ругалась с матерью, требуя выкинуть телефон в море и не иметь с ним никаких контактов. Мать, не послушавшись её, полетела на встречу, накормила его в турецком ресторане, дала денег и отвела в полицию. Но через три месяца после его приезда женщинам прислали отказ в получении убежища.
Последнее интервью с властями было необычным. Не один, а несколько человек задают вопросы, на которые надо отвечать быстро и лаконично. Заседание комиссии длилось несколько часов, судьи ссылались на интервью их приехавшего родственника, где тот рассказывал об их жизни в Ингушетии. По его рассказу получалось, что его отец отдавал им с матерью последнее, и они жили лучше, чем его собственная семья, а потом убежали, не заплатив коммунальные счета и не сказав им ничего, к своему неожиданно разбогатевшему отцу в центральную Россию. Доказать обратное? Но как? Получить справку о доходах пропавшего отца? Или найти свидетелей сделки с домом, который их попросили покинуть зимой?
Сам родственник, после двух месяцев драк с курдами и афганцами, ограбив магазины с алкоголем и мобильными телефонами, отсидев в тюрьме, был депортирован в Россию по собственному желанию.
А у Заремы и ее матери остались только планы на будущее. Назад в Ингушетию дороги нет. Выскакивать срочно замуж за азилянта с "позитивом" ради документов унизительно. Вечером позвонили знакомые чеченцы из Франции, предложили помощь: сказали, что встретят и помогут получить "позитив" на родине Вольтера и Руссо. Ну что же, Vive la France, сказала мать, и они пошли собирать вещи в дорогу.
Шамиль Оздоев
